Генри Дэвид Торо в 1845 году решил провести замечательный эксперимент: уйти жить в хижину в лесу на целых два года. Еду он добывал себе сам (рыбалкой или огородинчеством, например), а в свободное от бытовых дел время читали книг, писал книги, общался с людьми. Момент “общался с людьми” оказался для меня особенно интересным, в основном потому что я предполагал что Торо решил вести жизнь отшельника. То есть, с одной стороны, он пишет что вполне отлично можно жить вне общества, а с другой сам от этого общества полностью так никогда и не избавлялся. Впрочем, зимой, наверное, гостей у него было меньше чем обычно, да и в целом круг общения после переезда на Уолденской пруд значительно снизился.

Главное то не это. Главное то, что уже полторы сотни лет назад Генри Дэвид Торо оформил в текст все те правильные мысли, которые всё ещё не доходят до большинства людей в наши дни. Его размышления об одиночестве, об образовании, о деньгах потрясают даже не столько своей разумностью и правдивостью, а больше тем, что сейчас, в двухтысячных, мы имеем те же самые проблемы, наступаем на те же самые грабли, о которых Торо предупреждал и о которых он размышлял в те далёкие года. Пожалуй, главная идея – необходимость по-настоящему задуматься о своей жизни. О необходимости того, что ты делаешь. Об осознанном отношении ко всему. Умение отличить навязанные обществом “нормы” от по-настоящему разумного взгляда на вещи.

Я тут вроде как пытаюсь доказать (и доказал на своём примере) что во многих сферах высшее образование само по себе не имеет смысла, что практика и настоящий опыт превыше всего, особенно в программировании. И что учиться нужно не у академиков, а у профессионалов, и учиться нужно не на бесполезных далёких от реальности упражнениях, а работая над чем то настоящим. И, конечно же, в 1845 году Торо писал ровно тоже самое. Потому что прописные истины они такие, не меняются с годами.

Студент, добивающийся желанного досуга и покоя упорным уклонением от всякого полезного труда, получает досуг постыдный и бесплодный, лишая себя того опыта, который один только может сделать досуг плодотворным. «Но, – скажут мне, – не хотите же вы, чтобы студенты работали руками, а не головой?» Я хочу не совсем того, но читателю это может представиться именно так: я хочу, чтобы студент не играл в жизнь, и не просто изучал ее, пока общество оплачивает эту дорогую игру, а серьезно участвовал в жизни от начала до конца. Что может лучше научить юношу жить, как не непосредственный опыт жизни? Думается, что он будет не худшим упражнением для их ума, чем математика. Если бы я хотел, чтобы юноша усвоил науки и искусства, я не поступил бы, как сейчас принято, то есть не послал бы его к профессору, который изучает что угодно, кроме жизни, чтобы он там глядел на мир в телескоп или в микроскоп, лишь бы только не собственными глазами; изучал химию, но не узнал как пекут хлеб; или механику, но не узнал, как этот хлеб зарабатывают; открывал новых спутников Нептуна, а в собственном глазу не видел сучка и не знал, чей спутник он сам, какого блуждающего небесного тела; созерцал чудовищ, плавающих в капле уксуса, а в это время дал себя пожрать чудовищам, которые кишат вокруг него. Кто научится большему к концу месяца – мальчик, который сам выковал себе нож из металла, им самим добытого и выплавленного, и прочел при этом столько, сколько нужно для этой работы, или мальчик, который вместо этого посещал в институте лекции по металлургии, а ножик Роджерса получил в подарок от отца? Кто из них скорее порежет себе палец?.. Оканчивая колледж, я с удивлением узнал, что я, оказывается, изучал там навигацию! Да если бы я раз прошелся по гавани, я узнал бы о ней больше. Даже бедному студенту преподают только политическую экономию, а экономией жизни, или другими словами, философией в наших колледжах никто серьезно не занимается. В результате, читая Адама Смита, Рикардо и Сэя, студент влезает в долги и разоряет своего отца.